1. Полное имя.
Рудольфус Уолден Лестрейндж/Rodolphus Walden Lestrange
2. Должность.
Пожиратель Смерти. Преподавать могу, о да.
3. Характер.
Он всегда задавался вопросом о смысле жизни – и ни разу рассуждения не заняли больше десяти секунд. Мимолетность, скорость, быстрота – не только мысли, но и тела – не давали ему расслабиться не на секунду. Казалось, единственной передышкой, которую мог себе позволить мужчина, были закрытые на три секунды глаза пару раз в день – где-то в районе девяти утра и около одиннадцати вечера. В привычку давно вошёл отказ себе во всем – ни склочная и вздорная супруга, ни годы тюрьмы не заставили мужчину измениться хоть ненамного. Как был идеально вышколенным аскетом – так им и остался. Минимум – но самого лучшего. Лучшее вино, лучшие женщины, лучший дворец, лучшая камера в тюрьме с самыми свирепыми дементорами – в его голове еще остались чувства, на которых можно было поиграть.
Безусловно, Родольфус относился к той категории людей, которые притягивают к себе, как магниты. Яркий, запоминающийся, очень умный – и при этом высокомерный джентльмен, загадку которого можно было ставить в один ряд с загадками фараонов: настолько же непредсказуемый. О законах чести понятие имел явно не понаслышке, но пренебрежение оными возвёл в ранг искусства – подобно, скажем, восточным искусствам ведения боя. Или живописи. Его талант в отсутствии правил был примерно в следующем: он никогда не гнушался тем, что ему хотелось в данную минуту, проживая эту самую минуту от и до. Мимо глаз несся каждый оттенок жизненной палитры, оставляя после себя неповторимое воспитание – и невообразимый аромат. Безусловно, такое мироощущение позволяло сорокалетнему мужчине производить наилучшее впечатление – и на министров, и на продавщиц мороженого, и на малолетних практиканток в госпитале Мунго. Вряд ли его уверенность в себе могла быть хоть однажды сломлена – он не верил в это, этого и не случалось.
Тюрьма вместе с женушкой стала санаторием – где лечилась сломанная психика. Он убивал много – даже больше, чем могли себе представить романтические умы. Он любил убивать – веру, надежду, любовь; тело его интересовало в последний момент. Бренная оболочка для услаждения, одно чужое тело не привлекало его больше, чем на пару-тройку часов – до полной смерти либо части души, а лучшей всей, либо смертоносного проклятия, произнесенного убийственно спокойным голосом, без амбиций и эмоций – этот голос звучал как реквием, даже если говорил очередной красивой заднице, что любит ее всей душой.
Вранье.
4. Пробный пост.
Шаги отдавались в коридоре чем-то тяжелым, точно хозяин шагов была не шестнадцатилетний парень, весом в несколько фунтов, а, как минимум, горный великан, пообедавший в маггловской забегаловке бармэном и парочкой нерасторопных официанток в коротеньких черных юбчонках, еле-еле прикрывающих "мадам Сижу". Хогвартские стены никогда не убивали звук шагов; в этом был их особый средневековый уют. В этом же был и главный недостаток: стоило Луне взойти над замком, как любой шаг из гостиной факультета не мог остаться незамеченным - впрочем, до отбоя время еще было, и парнишка, шагавший по седьмому этажу к одной из Северных башен, особенно не заботился о том, чтобы не быть услышанным вездесущим Филчем.
Об этой личности мистер МакЛаген, бодренько шагавший в собственную гостиную, никогда не был высокого мнения - даже несмотря на то, что по натуре своей был людолюбом и альтруистом. Школьный завхоз находил причины и с него снять баллы, ущемляя его высокомерную натуру отличника, которой, бывало, Кормак кичился в несколько раз больше, чем положено. Задранный нос, презрительный взгляд, пафосные словеса, которые вырывались прежде, чем он успевал подумать над тем, что сказать - да, мистер МакЛаген мог быть и таким. Филч же был извечным врагом номер четыре в личном списке Кормака - стыдно было и думать о той мечте, которую злобно вынашивал последний: однако, парниша всерьез думал над тем, чтобы однажды пнуть его противную кошку по кличке миссис Норрис и не быть за это наказанным отдраиванием кубков и табличек с именами, которые принадлежали к самым разным временам.
Тем временем ноги сами принесли героя нашего времени к портрету Леди в Розовом (как-никак, он никогда не называл девушек, женщин и дам полными, толстыми; вообще старался не касаться недостатков ни в спорах, ни в разговорах) и отчетливо произнес пароль. Голос, обычно высокий и спокойный, чуть-чуть сорвался, выдав неожиданную хрипотцу; но Леди, усмехнувшись и поздоровавшись со старостой львиного факультета, открыла проем, который скрывался за ее картиной. Весело насвистывая какую-то популярную маггловскую мелодию, Кормак вошёл в родную гостиную и - услышала обрывки разговора между Джинни Уизли и - свет божий! – Гарри Поттером.
-Алкоголь? Боже мой, Поттер; я всегда знал, что цирроз печени будет твоим самым лучшим другом через пару лет. В шестнадцать лет пить, будучи чистокровным? Я слышал, что ты любишь магглов и всячески стараешься подражать им, но не напиваться же? Что бы сказала твоя мать, если бы была жива? Лично мне противно, что на лучшем факультете в школе учатся такие недоноски, как ты. – парень точно выплянул изо рта жвачку, растягивая слова и наслаждаясь непонимающими взглядами однокурсников.
Кормак не стал раскошеливаться на "здрассьти", "приветы" и вопросы типа "А что это вы тут делаете?". Поттер его откровенно злил – то своими ухаживаниями за Джинни, которой сейчас он, видимо, предлагал «принять», то объятиями с Гермионой, то выгораживанием магглов. Его отец был чистокровным магом – и породил это очкастое безумие, которое МакЛаген просто терпеть не мог.
-Боже мой, Поттер; сколько бравады, сколько пафоса! Алкоголь собрались доставать. Вечеринка без огневиски стала скучной? - он сопроводил свою речь несколько гаденькой, но холодной усмешкой и продолжил:
-Мда, мисс Уизли, и от тебя я такого не ожидал. Цирроз печени вещь, конечно, приятная; но в шестнадцать лет думать о том, как напиться до Мерлиновой тошноты - неужто это единственное занятие, которое позволяют себе юные волшебники? Я говорил, что общество деградирует. А у твоей семьи, Джинни, нет денег даже на приличные туфли тебе – не то, что на лечение в клинике Мунго. Впрочем, я готов помочь.
МакЛаген положил свою сумку на диван, поправил галстук и значок старосты, уронив к ногам рыжей стервы мелкую монетку.
-Минус пять очков Гриффиндору. К профессору МакГонагалл не пойду. Но если поймаю с ящиком пива в коридорах - покрывать вас не собираюсь. Приятного вечера, друзья.
Дети, в сущности. Дети.
Кивнув еще раз, он вышел из гостиной по направлению к своей территории дежурства.
5. Артефакты.
Волшебная палочка - черное дерево и волчья шерсть, 13, 3 дюйма.
6. Ключи правил.
борись с искушением.
7. Связь с вами.
392397001
